Том I.
Глава VII.
Правление Ольги. Хитрая месть. Мудрость Ольгина. Крещение. Россияне в Сицилии.Характер и подвиги Святослава. Взятие Белой Вежи. Завоевание Болгарии.Нашествие печенегов. Кончина Ольги.Посольство в Германию. Первые уделы в России. Вторичное завоевание Болгарии. Война с Цимискием. Договор с греками. Наружность Святослава. Кончина его.
Святослав, сын Игорев, первый князь славянского имени, был еще отроком. Бедственный конец родителя, новость державы, только мечом основанной и хранимой; бунт древлян; беспокойный дух войска, приученного к деятельности, завоеваниям и грабежу г честолюбие полководцев варяжских, смелых и гордых, уважавших одну власть счастливой храбрости: все угрожало Святославу и России опасностями. Но провидение сохранило и целость державы и власть государя, одарив его мать свойствами души необыкновенной.
Юный князь воспитывался боярином Асмудом: Све-нельд повелевал войском. Ольга — вероятно, с помощию сих двух знаменитых мужей — овладела кормилом государства и мудрым правлением доказала, что слабая жена может иногда равняться с великими мужами.
Прежде всего Ольга наказала убийц Игоревых. Здесь летописец сообщает нам многие подробности, отчасти не согласные ни с вероятностями рассудка, ни с важностию истории и взятые, без всякого сомнения, из народной сказки; но как истинное происшествие должно быть их основанием, и самые басни древние любопытны для ума внимательного, изображая обычаи и дух времени: то мы повторим Нестеровы простые сказания о мести и хитростях Ольгиных.
«Гордясь убийством как победою и презирая малолетство Святослава, древляне вздумали присвоить себе власть над Киевом и хотели, чтобы их князь Мал женился на вдове Игоря: ибо они, платя дань государям киевским, имели еще князей собственных. Двадцать знаменитых послов» древлянских приплыли в ладии к Киеву и сказали Ольге:
Мы убили твоего мужа за его хищность и грабительство; но князья дремянские добры и великодушны: их земля цветет и благоденствует. Будь супругою нашего князя Мала.
Ольга с ласкою ответствовала:
Мне приятна речь ваша. Уже не могу воскресить супруга! Завтра окажу вам всю должную честь. Теперь возвратитесь в ладию свою, и когда люди мои придут за вами, велите им нести себя на руках…
Между тем Ольга приказала на дворе теремном ископать глубокую яму и на другой день ехать звать послов. Исполняя волю ее, они сказали:
Не хотим ни идти, ни ехать: несите нас в ладии!
Киевляне ответствовали:
Что делать! Мы невольники; Игоря нет, а княгиня наша хочет быть супругою вашего князя
— и понесли их. Ольга сидела в своем тереме и смотрела, как древляне гордились и величались, не предвидя своей гибели: ибо Ольгины люди бросили их, вместе с ладиею, в яму. Мстительная княгиня спросила у них, довольны ли они сею честию? Несчастные изъявили воплем раскаяние в убиении Игоря, но поздно: Ольга велела их засыпать живых землею и чрез гонца объявила древлянам, что они должны прислать за нею еще более знаменитых мужей: ибо народ киевский не отпустит ее без их торжественного и многочисленного посольства. Легковерные немедленно отправили в Киев лучших граждан и начальников земли своей. Там, по древнему обычаю славянскому, для гостей изготовили баню и в ней сожгли их. Тогда Ольга велела сказать древлянам, чтобы они варили мед в Коростене; что она уже идет к ним, желая прежде второго брака совершить тризну над могилою первого супруга. Ольга действительно пришла к городу Коро-стену, оросила слезами прах Игорев, насыпала высокий бугор над его могилою» — доныне видимый, как уверяют, близ сего места — «и в честь ему совершила тризну. Началось веселое пиршество. Отроки княгинины угощали знаменитейших древлян, которые вздумали наконец спросить о своих послах; но удовольствовались ответом, что они будут вместе с Игоревою дружиною.— Скоро действие крепкого меду омрачило головы неосторожных: Ольга удалилась, подав знак воинам своим — и 5000 древлян, ими убитых, легло вокруг Игоревой могилы.
Ольга, возвратясь в Киев, собрала многочисленное войско и выступила с ними против древлян, уже наказанных хитростию, но еще не покоренных силою. Оно встретилось с ними, и младой Святослав сам начал сражение. Копие, брошенное в неприятеля слабою рукою отрока, упало к ногам его коня; но полководцы, Асмуд и Свенельд, ободрили воинов примером юного героя и с восклицанием:
Друзья! Станем за князя!
— устремились в битву. Древляне бежали с поля и затворились в городах своих. Чувствуя себя более других виновниками, жители Коростена целое лето оборонялись с отчаянием. Тут Ольга прибегнула к новой выдумке. “Для чего вы упорствуете?” велела она сказать древлянам:
Все иные города ваши сдались мне, и жители их мирно обрабатывают нивы свои: а вы хотите умереть голодом! Не бойтесь мщения: оно уже совершилось в Киеве и на могиле супруга моего.
Древляне предложили ей в дань мед и кожи зверей; но княгиня, будто бы из великодушия, отреклась от сей дани и желала иметь единственно с каждого двора по три воробья и голубя! Они с радостию исполнили ее требование и ждали с нетерпением, чтобы войско киевское удалилось. Но вдруг, при наступлении темного вечера, пламя объяло все домы их… Хитрая Ольга велела привязать зажженный трут с серою ко взятым ею птицам и пустить их на волю: они возвратились с огнем в гнезда свои и произвели общий пожар в городе. Устрашенные жители хотели спастися бегством и попались в руки Ольгиным воинам. Великая княгиня, осудив некоторых старейшин на смерть, других на рабство, обложила прочих тяжелою данию».
Так рассказывает летописец… Не удивляемся жестокости Ольгиной: вера и самые гражданские законы язычников оправдывали месть неумолимую; а мы должны судить о героях истории по обычаям и нравам их времени. Но вероятна ли оплошность древлян? Вероятно ли, чтобы Ольга взяла Коростен посредством воробьев и голубей, хотя сия выдумка могла делать честь народному остроумию русских в X веке? Истинное происшествие, отделенное от баснословных обстоятельств, состоит, кажется, единственно в том, что Ольга умертвила в Киеве послов древлянских, которые думали, может быть, оправдаться в убиении Игоря; оружием снова покорила сей народ, наказала виновных граждан Коростена, и там воинскими играми, по обряду язычества, торжествовала память сына Рюрикова.
Великая княгиня, провождаемая воинскою дружиною, вместе с юным Святославом объехала всю древлянскую область, уставляя налоги в пользу казны государственной; но жители Коростена долженствовали третью часть дани своей посылать к самой Ольге в ее собственный удел, в Вышегород, основанный, может быть, героем Олегом и данный ей в вено как невесте или супруге великого князя: чему увидим и другие примеры в нашей древней истории. Сей город, известный Константину Багрянородному и знаменитый в X веке, уже давно обратился в село, которое находится в 7 верстах от Киева, на высоком берегу Днепра, и замечательно красотою своего местоположения. — Ольга, кажется, утешила древлян благодеяниями мудрого правления; по крайней мере все ее памятники — ночлеги и места, где она, следуя обыкновению тогдашних героев, забавлялась ловлею зверей — долгое время были для сего народа предметом какого-то особенного уважения и любопытства.
В следующий год, оставив Святослава в Киеве, она поехала в северную Россию, в область Новогородскую; учредила по Луге и Мсте государственные дани; разделила землю на погосты, или волости; сделала без сомнения все нужнейшее для государственного блага по тогдашнему гражданскому состоянию России и везде оставила знаки своей попечительной мудрости. Через 150 лет народ с признательностию воспоминал о сем благодетельном путешествии Ольги, и в Несторово время жители Пскова хранили еще сани ее, как вещь драгоценную. Вероятно, что сия княгиня, рожденная во Пскове, какими-нибудь особенными выгодами, данными его гражданам, способствовала тому цветущему состоянию и даже силе, которою он после, вместе с Новымгородом, славился в России, затмив соседственный, древнейший Изборск и сделавшись столицею области знаметиной.
Утвердив внутренний порядок государства, Ольга возвратилась к юному Святославу, в Киев, и жила там несколько лет в мирном спокойствии, наслаждаясь любовию своего признательного сына и не менее признательного народа. — Здесь, по сказанию Нестора, оканчиваются дела ее государственного правления; но здесь начинается эпоха славы ее в нашей церковной истории.
Ольга достигла уже тех лет, когда смертный, удовлетворив главным побуждениям земной деятельности, видит близкий конец ее перед собою и чувствует суетность земного величия. Тогда истинная вера, более нежели когда-нибудь, служит ему опорой или утешением в печальных размышлениях о тленности человека. Ольга была язычница, но имя бога-вседержателя уже славилось в Киеве. Она могла видеть торжественность обрядов христианства; могла из любопытства беседовать с церковными пастырями и, будучи вдарена умом необыкновенным, увериться в святости их учения. Плененная лучом сего нового света, Ольга захотела быть христианкою и сама отправилась в столицу империи и веры греческой, чтобы почерпнуть его в самом источнике. Там патриарх был ее наставником и крестителем, а Константин Багрянородный — восприемником от купели. Император старался достойным образом угостить княгиню народа знаменитого и сам описал для нас все любопытные обстоятельства ее представления. Когда Ольга прибыла во дворец, за нею шли особы княжеские, ее свойственницы, многие знатные госпожи, послы российские и купцы, обыкновенно жившие в Цареграде, Константин и супруга его, окруженные придворными и вельможами, встретили Ольгу: после чего император на свободе беседовал с нею в тех комнатах, где жила царица. В сей первый день, 9 сентября [955 г.] был великолепный обед в огромной так наз. храмине Юстиниановой, где императрица сидела на троне и где княгиня российская, в знак почтения к супруге великого царя, стояла до самого того времени, как ей указали место за одним столом с придворными госпожами. В час обеда играла музыка, певцы славили величие царского дома и плясуны оказывали свое искусство в приятных телодвижениях. Послы российские, знатные люди Ольгины и купцы обедали в другой комнате; потом дарили гостей деньгами: племяннику княгини дали 30 милиаризий — или 2 и 1/2 червонца, — каждому из осьми ее приближенных 20, каждому из двадцами послов 12, каждому из сорока трех купцов то же, священнику или духовнику Ольгину именем Григорий 8, двум переводчикам 24, Святославовым людям 5 на человека, посольским 3, собственно переводчику княгини 15 милиаризий. На особенном золотом столике были поставлены закуски: Ольга села за него вместе с императорским семейством. Тогда на золотой, осыпанной драгоценными камнями тарелке поднесли ей в дар 500 милиаризий, шести ее родственницам каждой 20 и осмънадцати служительницам каждой 8. 18 октября княгиня вторично обедала во дворце и сидела за одним столом с императрицею, ее невесткою, Романовой супругою, и с детьми его; сам император обедал в другой зале во всеми россиянами. Угощение заключилось также дарами, еще умереннейшими первых: Ольга получила 200 милиаризий, а другие менее по соразмерности. Хотя тогдашние государи российские не могли еще быть весьма богаты металлами драгоценными; но одна учтивость, без сомнения, заставила великую княгиню принять в дар шестнадцать червонцев.
К сим достоверным известиям о бытии Ольгином в Константинополе народное баснословие прибавило, в нашей древней летописи, невероятную сказку, что император, плененный ее разумом и красотою, предлагал ей руку свою и корону; но что Ольга — нареченная в святом крещении Еленою — отвергнула его предложение, напомнив восприемнику своему о духовном союзе с нею, который, по закону христианскому, служил препятствием для союза брачного между ими. Во-первых, Константин имел супругу; во-вторых, Ольге было тогда уже не менее шестидесяти лет. Она могла пленить его умом своим, а не красотою.
Наставленная в святых правилах христианства самим патриархом, Ольга возвратилась в Киев. Император, по словам летописца, отпустил ее с богатыми дарами и с именем дочери; но кажется, что она вообще была недовольна его приемом: следующее служит тому доказательством. Скоро приехали в Киев греческие послы требовать, чтобы великая княгиня исполнила свое обещание и прислала в Грецию войско вспомогательное; хотели также даров: невольников, мехов драгоценных и воску. Ольга сказала им:
«Когда царь ваш постоит у меня на Почайне столько же времени, сколько я стояла у него в Суде (гавани константинопольской): тогда пришлю ему дары и войско»
— с чем послы и возвратились к императору. Из сего ответа должно заключить, что подозрительные греки не скоро впустили Ольгу в город и что обыкновенная надменность двора византийского оставила в ее сердце неприятные впечатления.
Однако ж россияне, во все царствование Константина Багрянородного, сына его и Никифора Фоки, соблюдали мир и дружбу с Грециею: служили при дворе императоров, в их флоте, войсках, и в 964 году, по сказанию арабского историка Новайри, сражались в Сицилии, как наемники греков, с Аль-Гассаном, вождем сарацинским. Константин нередко посылал так называемые златые буллы, или грамоты с золотою печатию, к великому князю, надписывая: грамота христолюбивых императоров греческих, Константина и Романа, к российскому государю.
Ольга, воспаленная усердием к новой вере своей, спешила открыть сыну заблуждение язычества; но юный, гордый Святослав не хотел внимать ее наставлениям. Напрасно сия добродетельная мать говорила о счастии быть христианином, о мире, коим наслаждалась душа ее с того времени, как она познала бога истинного. Святослав ответствовал ей:
«Могу ли один принять новый Закон, чтобы дружина моя посмеялась надо мною?»
Напрасно Ольга представляла ему, что его пример склонил бы весь народ к христианству. Юноша был непоколебим в своем мнении и следовал обрядам язычества; не запрещал никому креститься, но изъявлял презрение к христианам и с досадою отвергал все убеждения матери, которая, не преставая любить его нежно, должна была наконец умолкнуть и поручить богу судьбу народа российского и сына.
Сей князь, возмужав, думал единственно о подвигах великодушной храбрости, пылал ревностию отличить себя делами и возобновить славу оружия российского, столь счастливого при Олеге; собрал войско многочисленное и с нетерпением юного героя летел в поле. Там суровою жиз-нию он укрепил себя для трудов воинских, не имел ни станов, ни обоза; питался кониною, мясом диких зверей и сам жарил его на углях; презирал хлад и ненастье северного климата; не знал шатра и спал под сводом неба: войлок подседельный служил ему вместо мягкого ложа, седло изголовьем. Каков был военачальник, таковы и воины. — Древняя летопись сохранила для потомства еще прекрасную черту характера его: он не хотел пользоваться выгодами нечаянного нападения, но всегда заранее объявлял войну народам, повелевая сказать им: Иду на вас! В сии времена общего варварства гордый Святослав соблюдал правила истинно рыцарской чести.
Берега Оки, Дона и Волги были первым феатром его воинских, счастливых действий. Он покорил вятичей, которые все еще признавали себя данниками хана козарского, и грозное свое оружие обратил против сего некогда столь могущественного владетеля. Жестокая битва решила судьбу двух народов. Сам каган предводительствовал войском: Святослав победил и взял козарскую Белую Вежу, или Саркел, как именуют ее византийские историки, город на берегу Дона, укрепленный греческим искусством. Летописец не сообщает нам о сей войне никаких дальнейших известий, сказывая только, что Святослав победил еще ясов и касогов: первые — вероятно, нынешние оссы или оссетинцы,— будучи аланского племени, обитали среди гор Кавказских, в Дагестане, и близ устья Волги; вторые суть черкесы, коих страна в X веке именовалась Касахиею: оссетинцы и теперь называют их касахами.— Тогда же, как надобно думать, завоевали россияне город Таматарху, или Фанагорию, и все владения козарские на восточных берегах Азовского моря: ибо сия часть древнего царства Воспорского, названная потом княжеством Тмутороканеким, была уже при Владимире, как мы увидим, собственностию России. Завоевание столь отдаленное кажется удивительным; но бурный дух Святослава веселился опасностями и трудами. От реки Дона проложив себе путь к Во-спору Киммерийскому, сей герой мог утвердить сообщение между областию Тмутороканскою и Киевом посредством Черного моря и Днепра. В Тавриде оставалась уже одна тень древнего могущества каганов.
Неудовольствие императора Никифора Фоки на болгарского царя Петра служило для Святослава поводом к новому и еще важнейшему завоеванию. Император, желая отмстить болгарам за то, что они не хотели препятствовать венграм в их частых впадениях в Грецию, велел Калокиру, сыну начальника херсонского, ехать послом в Киев, с обещанием великих даров мужественному князю российскому, ежели он пойдет воевать Болгарию. Святослав исполнил желание Никифора, взяв с греков на вооружение несколько пуд золота, и с 60000 воинов явился в ладиях на Дунае. Тщетно болгары хотели отразить их: россияне, обнажив мечи и закрываясь щитами, устремились на берег и смяли неприятелей. Города сдалися победителю. Царь болгарский умер от горести. Удовлетворив мести греков, богатый добычею, гордый славою, князь российский начал властвовать в древней Мизии; хотел еще, в знак благодарности, даров от императора и жил весело в болгарском Переяславце, не думая о том, что в самое сие время отечественная столица его была в опасности.
Печенеги напали на Россию, зная отсутствие храброго князя, и приступили к самому Киеву, где затворилась Ольга с детьми Святослава. На другой стороне Днепра стоял воевода российский, именем Претич, с малочисленною дружиною, и не мог иметь с осажденными никакого сообщения. Изнемогая от голода и жажды, киевляне были в отчаянии. Один смелый отрок вызвался уведомить Претича о бедственном их состоянии; вышел с уздою из города прямо в толпу неприятелей и, говоря языком печенежским, спрашивал, кто видел его коня? Печенеги воображая, что он их воин, дали ему дорогу. Отрок спешил к Днепру, сбросил с себя одежду и поплыл. Тут неприятели, узнав свою ошибку, начали стрелять в него; а россияне с другого берега выехали навстречу и взяли отрока в лодку. Слыша от сего посланного, что изнуренные киевляне хотят на другой день сдаться, и боясь гнева Святославова, воевода решился спасти хотя семейство княжеское — и печенеги на рассвете увидели лодки российские, плывущие к их берегу с трубным звуком, на который обрадованные жители киевские ответствовали громкими восклицаниями. Думая, что сам грозный Святослав идет на помощь к осажденным, неприятели рассеялись в ужасе, и великая княгиня Ольга могла, вместе со внуками, безопасно встретить своих избавителей за стенами города. Князь печенежский увидел их малое число, но все еще не смел сразиться: требовал дружелюбного свидания с предводителем российским и спросил у него, князь ли он? Хитрый воевода объявил себя начальником передовой дружины Святославовой, уверяя, что сей герой со многочисленным войском идет вслед за ним. Обманутый печенег предложил мир: они подали руку один другому и в знак союза обменялись оружием. Князь дал воеводе саблю, стрелы и коня: воевода князю щит, броню и меч. Тогда печенеги немедленно удалились от города.
Освобожденные киевляне отправили гонца к Святославу сказать ему, что он для завоевания чуждых земель жертвует собственною; что свирепые враги едва не взяли столицы и семейства его; что отсутствие государя и защитника может снова подвергнуть их той же опасности, и чтобы он сжалился над бедствием отечества, престарелой матери и юных детей своих. Тронутый князь с великою поспешностию возвратился в Киев. Шум воинский, любезный его сердцу, не заглушил в нем нежной чувствительности сына и родителя: летопись говорит, что он с горячностию лобызал мать и детей, радуясь их спасению.— Дерзость печенегов требовала мести: Святослав отразил их от пределов России и сею победою восстановил безопасность и тишину в отечестве.
Но мирное пребывание в Киеве скоро наскучило деятельному князю. Страна завоеванная всегда кажется приятною завоевателю, и сердце героя стремилось к берегам дунайским. Собрав бояр, он в присутствии Ольги сказал им, что ему веселее жить в Переяславце, нежели в Киеве: «ибо в столице болгарской, как в средоточии, стекаются все драгоценности искусства и природы: греки шлют туда золото, ткани, вино и плоды; богемцы и венгры серебро и коней; россияне меха, воск, мед и невольников». Огорченная мать ответствовала ему, что старость и болезнь не замедлят прекратить ее жизни.
«Погреби меня,— сказала она,— и тогда иди, куда хочешь».
Сии слова оказались пророчеством: Ольга на четвертый день скончалась. — Она запретила отправлять по себе языческую тризну и была погребена христианским священником на месте, ею самою для того избранном. Сын, внуки и благодарный народ оплакали ее кончину.
Предание нарекло Ольгу Хитрою, церковь Святою, история Мудрою. Отмстив древлянам, она умела соблюсти тишину в стране своей и мир с чуждыми до совершенного возраста Святославова; с деятельностию великого мужа учреждала порядок в государстве обширном и новом; не писала, может быть, законов, но давала уставы, самые простые и самые нужнейшие для людей в юности гражданских обществ. Великие князья до времен Ольгиных воевали: она правила государством. Уверенный в ее мудрости, Святослав и в мужских летах своих оставлял ей, кажется, внутреннее правление, беспрестанно занимаясь войнами, которые удаляли его от столицы. — При Ольге Россия стала известной и в самых отдаленных странах Европы. Летописцы немецкие говорят о посольстве ее в Германию к императору Оттону I. Может быть, княгиня российская, узнав о славе и победах Оттоновых, хотела, чтобы он также сведал о знаменитости ее народа, и предлагала ему дружественный союз чрез послов. — Наконец, сделавшись ревностною христианкою, Ольга — по выражению Нестора, денница и луна спасения — служила убедительным примером для Владимира и предуготовила торжество истинной веры в нашем отечестве.
Загрузка...
